А вот курил я однажды в холодке, думал - чего бы выпить - то ли китайского чаю, то ли мексиканской водки... Так и не выбрал, выпил того и другого, да и заснул. И вот что мне приснилось. Странная история, да ведь если приснилась - не забывать же ее обратно?
«Почему Троцкий хуже Сталина?...» Мысль эта, неведомо почему совершенно внезапно посетившая голову Виконта, не давала покоя с самого утра. Что бы он ни делал - дорабатывал тиснение по коже, разбирал свежепришедшие молды, цеплял крепления на партию когтей с Алтая, - мозг почему-то упорно отказывался сосредоточиться на хэндмэйде, удачном завершении проекта, ближайшей ярмарке, заказе фурнитуры из Китая и прочих полезных и нужных вещах. Мозг упорно подкидывал картинки сложных и запутанных взаимоотношений лидеров коммунистов 30-х годов прошлого века. Положение до крайности осложнялось тем, что вплоть до этого утра включительно Виконт ни разу об этих взаимоотношениях не задумывался - и, собственно, понятия не имел, стоит ли об этом думать в дальнейшем. Мозг, впрочем, разрешения у хозяина в данном случае не спрашивал. Проклятые Троцкий и Сталин не изгонялись ничем. Не помогали ни свечи, ни аромалампы, ни чай, ни работа, ни даже чтение ленты в дайри и вконтакте. Наконец, решив добить проклятых коммунистов окончательно и бесповоротно, Виконт вышел на кухню и, открыв холодильник, вперился в его недра долгим, тяжелым взглядом. «Ешь ананасы, рябчиков жуй, - мстительно подумалось ювелиру, - тра-та-та, чего-то там буржуй... Вот и ударим по коммунизму... чем же? Ананасов не хочется.... О, икрой!» Орудие буржуйского возмездия пролетариату, несомненно, было выбрано исключительно удачно; фундаментальная же проблема состояла лишь в том, что икры в холодильнике не было. Пустая упаковка из-под неё злодейски ухмылялась с верхней полки двумя последними икринками. Кто-то - не будем показывать пальцем, кто, - совершенно определенно навестил холодильник этим утром раньше, чем Виконт. Проблема икры осложнялась и еще одним, не менее прискорбным обстоятельством: послать за ней было некого. Родителей в квартире не наблюдалось по причине середины рабочего дня, да и попробуй, пошли куда-то родителей; жены - по причине наличия в сем грешном мире не менее грешных заказчиков. В квартире стояла давящая на нервы, глухая, тяжелая тишина; только возились в комнате коты да на редкость громко и бодро разминал голосовые связки застенный Геббельс. Уж он-то, в отличие от глубоко несчастного Виконта, просто кипел энтузиазмом. Впрочем, как всегда. Тихо-тихо откуда-то из-под размышлений о Троцком и Сталине в очередной раз подало робкий голосок желание притравить чем-нибудь воющую скотину. Желательно - вместе с хозяином и всем его семейством; хотя бы сугубо во имя добра, мира и сохранения в целости нервов обитателей некоторых соседних квартир. Виконт бросил взгляд в окно; из-за окна в ответ паскудно ухмыльнулась типичная западносибирская погода образца позднего марта. Всё, положенное этому коварному периоду, за окном имелось в полном ассортименте - тающий снег, тающая грязь, тающий подснежный мусор, бодро выплывающие из-под него собачьи экскременты, и стайка мартовски-развеселых гопников возле Дома Культуры. Последние, к сожалению, таять не собирались. читать дальшеВыходить туда не хотелось до крайности; и нужды бы не было - если б не икра. Икра определенно манила - даже через площадь и узенькую поселковую улицу; и проблемы бы никакой не было, будь дома супруга- но ее не было. Равно как и машины под окнами, коробки с заказами и творческого (да и вообще какого бы то ни было) настроения у Виконта. И икры. Тяжко вздохнув (жестокая и бесчувственная тишина квартиры вздох проглотила с утробным чавканьем, ничем более на него не отреагировав), Виконт поплёлся обуваться. Словно из ниоткуда в коридоре тут же выросли коты. - Ммряу, - безапелляционно заявил Финдекано, падая всей солидной пушистой тушей на жалобно скрипнувшую этажерку. - Мурррмя, - поддержала собрата с пола Катюша. По выражению кошачьих морд можно было со всей определенностью заключить: проявления сочувствия хозяину у них тесно привязаны к весенним песнопениям горных раков. Коты были глубочайше довольны жизнью, сыты, абсолютно спокойны (в отличие, опять же, от) в силу своей полнейшей безнаказанности - и интересовались единственно тем, какого же дьявола куда-то посреди дня сваливает бессменный и безотказный источник почесываний за ухом, умилений, поглаживаний и разрешений свершать неторопливый моцион по собственному же рабочему столу. До икры котам дела явно не было. До мировой революции - тем более. Они явно ощущали себя господствующим классом и менять порядок вещей не собирались. Весь мир этим утром совершенно определенно был нагло, жестоко безразличен к единственному слащевскому аристократу. ...Двор встретил Виконта мерзкой моросью (прямо в лицо, с-сволочь!..), чавкающими под ногами остатками снега и громкими воплями соседских детенышей. Закутавшись поглубже в меховой воротник, мастер с видом суровым и непреклонным (правда, со стороны смотревшимся скорее жалобно) переплывал новообразовавшийся на месте дороги водоем (перемолотый колесами выезд со двора, вонючие мусорные баки, грандиозная лужа у самой проезжей части - и вот мы уже почти у цели), пытаясь при этом не думать о том, как тепло и уютно сейчас могло бы быть в комнате - где-то между чаем, котами и свежей партией браслетов. Не думать получалось плохо. Самое печальное заключалось в том, что прибитые на время тяжким осознанием жестокости мира коммунисты снова подняли головы; пару раз Виконт даже ловил себя на том, что напевает себе под нос проклятый вопрос о соотношении Троцкого со Сталиным. Причем напевает, - что уж вовсе было недопустимо, - на мотив канцлеровской «Тени на стене». «Я никогда не хотел воскресать, но иначе не мог», - пропел мастер и ужаснулся. Не отстали они и в самом магазине. Сам вопрос упорно вертелся в голове, пока Виконт выискивал меж супермаркетовских полок вожделенные морепродукты; когда же призывно блеснувшая банка нерождённых рыбьих детёнышей была изловлена и помещена в корзину, произошло и вовсе нечто необъяснимое. - Нэзамэнимых у нас нэт! - грозно рявкнул кто-то громовым шёпотом прямо в левое ухо ювелира. И тут же справа раздался вкрадчивый, мефистофельский какой-то шепоток: - Ничего не стоит та партия, которая не ставит своей целью захват власти! Виконт, ошалело встряхнув головой, обозрел окружающее пространство. Пространство было пусто и безвидно - не считая, конечно, одинокого пенсионера у противоположной полки; но его, право же, сложно было заподозрить в подобных чревовещательских ухищрениях. Оставалось лишь приписать случившееся злым шуточкам гипотетических магазинных духов - но те тоже вряд ли стали бы цитировать на память основателей марксизма-ленинизма. Впрочем, чего ожидать от эпохи постмодерна... Или же - нехватке в организме икры. Последнее выглядело наиболее вероятным. Пробив на кассе обретённое сокровище, Виконт, прижав его к груди, нервно выбежал из магазина. Вне кирпичной коробки, впрочем, столпов мирового социализма также не наблюдалось. Наблюдались элементы местного люмпен-пролетариата (увлеченные, по счастью, общением с ящиком водки); броневик у дома культуры (Виконт нервно тряхнул головой - после таинственного марксистского шепота в ушах даже привычная с детства местная достопримечательность обретала какие-то ультралевые коннотации); разбитый асфальт деревенской площади, стылые полуснежные лужи на нём, уходящая вдаль трасса и вяло ползущий по ней в сторону Слащевки автобус. Банка, прижатая к груди, придавала сил и энергии. Расстояние до дома Виконт преодолел одним бодрым марш-броском, лестницу до квартиры - вторым. Сапоги стянулись легко и быстро; не снимая пуховика, Виконт ворвался на кухню... и - увидел. Прямо посредине опрометчиво оставленной на столе буханки хлеба, словно на постаменте, восседала наглая, откормленная, лоснящаяся мышь, явно упивающаяся господствующим положением. Вокруг мыши уже была выгрызена солидных размеров лунка, которую свежеиспеченный хозяин кухни явно планировал в скором времени расширить и углубить. Ехидная и крайне язвительная физиономия мыши вдруг чем-то остро напомнила Виконту выражение лица дражайшей матушки в особо удачные моменты жизни. Печальнее всего, впрочем, было отнюдь не внезапное возвышение на кухне местных серых и хвостатых деклассированных элементов - но пассивная позиция их естественных оппонентов. Оба кота, тесно прижав пушистые ляжки к горизонтальной поверхности, наблюдали с пола за уничтожением собственности господствующего класса - и, кажется, делали ставки. Глаза Катюши были неотрывно прикованы к движущимся между куском хлеба и усатой пастью мышиным лапкам. Выражение морды Финдекано явно демонстрировало тоску по отсутствующему, увы, в зоне досягаемости попкорну. Закусив с досады губу, Виконт аккуратно правой рукой опустил банку икры в карман пуховика - тот предательски, но, к счастью, негромко зашуршал; мышь, оглушенная собственной внезапно обретённой властью, на шорох не отвлеклась, продолжая экспроприировать хлебобулочную продукцию. Левая рука ювелира тем временем нащупала на столе кастрюльку; на то, чтобы просчитать траекторию перемещения посудины в сторону мыши, ушло не более секунды... Весь тонкий замысел испортил Финдекано; носителю гордого нолдорского имени пришло в голову, лениво приподняв царственную задницу, переместиться чуть левее - чтоб лучше видеть, определенно, - аккурат в момент скрытного броска Виконта в сторону стола. Ситуацию не спас даже экстренный сброс кастрюли на мышь, сопровождавшийся мощным звуковым сигналом формата «Ай, бля!..». Посудина приземлилась ровно туда, где хвостатый опустошитель находился за несколько мгновений до этого; сама мышь же с какой-то тяжелой, солидной грациозностью уже плюхнулась на столешницу. Обернулась на миг (Виконт готов был поклясться, что мышья морда сияла при этом самой язвительной ухмылкой из виденных им) - и бурой, очень раскормленной шелковой лентой соскользнула по столу на табуретку, а оттуда - куда-то за батарею. Утекла. Катюша каким-то неизбывно довольным видом обозревала с пола открывавшуюся ей картину. «Выиграла, должно быть», - с досадой понял Виконт. Ситуация приближалась к патовой. На смену хлебу без икры пришла икра без хлеба. Гамбит, однако. - Почему же Троцкий хуже Сталина... - пробормотал Виконт, осматривая кухню - и осёкся. В подобном пейзаже Троцкий со Сталиным явно лишь усугубляли всю его безнадежность. В кармане, под банкой икры, брякнул железом ключ - и звук этот вдруг натолкнул мастера на идею достаточно безумную - но, возможно, спасительную. Кусок хлеба мог остаться в мастерской. ...Дистанцию вниз по лестнице - влево - вверх по лестнице Виконт преодолел не более чем за минуту. Глаза горели яростным огнём решающей битвы. Банка икры в кармане гремела о ключ, как последний патрон в подсумке. Добавляя ситуации лиричного трагизма, мрачно чавкал промокший левый сапог. Дверь тяжело грохнула об косяк; закрывать её Виконт не стал - смысл ли? Не снимая сапог, рванулся на кухню... Хлеб на кухне, к сожалению, был. Ничем не прикрытый после недавнего сборища, он мрачно сох посреди стола; на корке весело колосилась густая зеленая плесень. Поднятая целина, да и только. Рядом надгробным памятником добропорядочному поведению в гостях истлевали в открытой пачке остатки плавленого сыра; ложка торчала из него могильным крестом. Тихо взвыв, Виконт стёк вниз по дверному косяку. Жизнь, судя по всему, бесповоротно решила обратиться сегодня к нему задним ликом. Окончательно утратившая какой-либо смысл банка икры гулко шмякнулась на стол. «Хуже Сталина, - мелькнула в голове случайная мысль, - может быть только Троцкий. Хуже Троцкого - только мышь. Хуже мыши - только гости». Не заглядывая в комнату, - смысл ли, опять же? - Виконт направился в ванную. Открыл кран, плеснул в лицо холодной водой. Поглядел в зеркало; оно послушно отразило светлый лик идейного страстотерпца, печальный взгляд и искривлённые в мученической улыбке губы. Взгляд сам собой перебежал влево - на унитаз. В унитазе тяжёлой, выморочной чёрной воронкой кружились чаинки. И это было последней каплей. Метко плюнув аккурат в средоточие проклятых остатков чая (любезно выплеснутых и не смытых все теми же гостями, хуже которых не смог оказаться ни один кровавый диктатор - включая мышь), единственный аристократ деревни Слащевка грохнул крышкой, хлопнул дверью ванной и, схватив попутно со стола банку с бесполезной уже икрой, гулко звякнул за собой железной дверью квартиры. Остаток дня прошёл в тоске и каких-то неясных метаниях; ночью - не спалось. Снилось Виконту, как в мастерской вокруг стола восседает в полном составе благородное собрание - Сталин, Троцкий и некоторое количество экс-завсегдатаев квартиры. На излюбленном же месте самого Виконта угнездилась, вольготно раскинувшись хвостом вдоль спинки дивана, всё та же солидная толстая мышь. Гости допивали прямо из чайника крепко заваренный чай. Троцкий, ухватив по-мышиному обеими руками булку хлеба, обгрызал её, вприкуску с плесенью. Сайлинн с Айкассэ, вылив остатки предыдущей заварки почему-то в здоровенное «парадное» блюдо, гадали по ней; по всему выходило, что за продуктами в магазин идти опять придется самому же Виконту. Сталин, рассевшись на втором диване, с грехом пополам наигрывал на лютне «Тень на стене», периодически сбиваясь на «Сулико»; угревшийся у него под боком Геббельс блаженно поскуливал и подвывал на припеве. За окном, по-над ближним лесом, отправлялись в зенит серп и молот. Мышь же - жрала. Вцепившись в банку кровной виконтовой икры, она зачерпывала её прямо лапами, заглатывала целыми горстями, размазывала по усатой морде и при этом блаженно щурилась. Почему-то во сне Виконта более всего возмущало, что мышь при этом даже не думает воспользоваться ложкой. Не говоря уж о том, что - с немытыми лапами - на диван! Мышь определенно нарушала все и всяческие правила приличия. Но делать было нечего - деньги были уже в кармане; и вся компания иногда выжидающе оглядывалась на Виконта - мол, чего стоишь-то? И пива прихвати, не забудь! Пришлось развернуться и, закрыв за собой дверь, спуститься по лестнице в темноту подъезда. В голове окончательно крепло убеждение, что хуже всего на свете - собравшиеся воедино Сталин, Троцкий, наглая мышь и завсегдатаи мастерской. Особенно - когда они у тебя в гостях.
сказочный пост. в преддверии Рождества и Нового Года решила собрать воедино заброшенные в черновиках посты о сказочниках-художниках. те показательные работы, которым я отдала предпочтение, имеют мрачные оттенки и иллюстрируют мрачные мотивы, но всё же... сумрачной красотой тоже можно зачароваться.
Reginald L. Knowles, Horace J. Knowles, иллюстрации к *Норвежским народным сказкам* Петера Кристена Асбьёрнсена. книга издана в начале 20 века
Генри Джастис Форд, иллюстрации к *Оранжевой книге сказок* шотландского писателя Эндрю Лэнга (1844-1912), изданной в 1906 году
Теодор Северин Киттельсен, иллюстрации к норвежским волшебным сказкам. один из моих любимых сказочников
американка Элеонор Эббот, иллюстрации к сказкам братьев Гримм. Книга издана в Нью-Йорке в 1920 году
Алиса Никитина, иллюстрации к страшным сказкам Гоголя, Сомова, Бестужева-Марлинского